Заглавная страница / Политика

Геополитические альтернативы

Какие в этих условиях существуют возможности для развития нашей страны? Каким образом Украина, не имея шансов в ближайшем будущем встать под натовский зонтик, может обеспечить собственную безопасность? На эти вопросы пытаются найти ответы эксперты «ЗН».

От редакцииПохоже, уже мало кто в Украине питает иллюзии не только по поводу скорого вступления Украины в НАТО, но и ее присоединения в ближайшем будущем к Плану действий относительно членства в альянсе (ПДЧ). «Окно возможностей» для нашей страны, которое и так скорее было узкой «форточкой», не просто захлопнулось – похоже, его вообще собираются опечатать на неопределенно долгий срок. Перспективы вступления Украины в Евросоюз не менее призрачны и туманны.

Украина не вступила ни в ЕС, ни в НАТО вместе со странами Центральной и Восточной Европы и Балтии. Поезд из десяти государств с двумя прицепными вагонами Румынии и Болгарии как стартовал, так и финишировал без нас. Это исторический факт. Можно долго спорить, почему так случилось, но, полагаю, основная причина заключается в том, что даже во времена провозглашения евроинтеграции «основой стратегии экономического и социального развития нашего государства» Украине не хватало веры в конечность и безальтернативность такого выбора, а значит и воли любой ценой воплощать его в жизнь. Тут уместно вспомнить слова бывшего польского премьера Лешека Миллера, которые он произнес, еще не сойдя с трапа самолета по возвращении с последнего раунда предвступительных переговоров с Евросоюзом: «Стоит мечтать. Порой мечты воплощаются в жизнь». Наверное, Украине 90-х и начала 2000-х
не хватило именно таких прагматичных мечтателей во власти. Поэтому мы по-прежнему здесь, а «они» уже там.

Украинской политике более всего вредит мировоззренческая провинциальность большинства ее вождей. Незнание хотя бы одного иностранного языка, местечковое образование (ни один украинский университет традиционно не попападает в мировой топ-500, составляемый авторитетным Институтом высшего образования в Шанхае) и ограниченный рамками бывшего СССР жизненный опыт периода формирования личности — основные причины мировоззренческой периферии украинской политической «элиты». Единичные исключения лишь подтверждают правило. Как следствие — отсутствие гибкого и динамичного мышления в глобальной системе координат, не отстающего, а желательно опережающего быструю смену декораций на мировой арене. Заскорузлость мировосприятия власть имущих делает Украину заложницей позавчерашних концепций и стратегий «второй свежести», которые в принципе неспособны давать адекватние ответы на вызовы времени. Порой кажется, украинский политикум наивно верит, что однажды открытые для Украины окна возможностей безграничны и не закрываются никогда.

С НАТО ситуация проще ровно настолько, насколько Североатлантический альянс проще хитроумного Европейского союза. Самоутверждение объединенной Германии объективно усиливает голлистский подход к европейской безопасности. Согласно этой концепции, Европа должна позиционироваться как третья сила в военно-политическом противостоянии Америки и России. Дружеский упрек Медведеву во время кавказского конфликта в исполнении Саркози, который не предполагал ни военную помощь Грузии, ни даже экономические санкции против России, — замечательная иллюстрация того, что «неоголлизм» означает на практике. Французы, и особенно немцы (да и остальная старая Европа, кроме разве что Соединенного Королевства), даже в кошмарном сне не могут себе представить, что однажды их солдатам придется встретиться с русским солдатом не на полигоне совместных учений, а на настоящем поле боя. Тем более защищая свободу ментально далекой от их маленького, комфортного старого мирка Грузии или Украины, возможность чего прямо вытекает из ст. 5 Вашингтонского договора.

Но этот этап пройден. Страница последнего расширения ЕС и НАТО перевернута навсегда и бесповоротно, и пути, по которым элиты «двенадцатки» добирались в Брюссель, уже ведут в никуда. Украинскому политикуму следует осознать эту простую истину. Мир 90-х — время победоносного, почти по Фукуяме, продвижения либеральной демократии, которой, казалось, нет альтернатив, — это уже история. Те, кто не понял этого раньше, могли наглядно убедиться в новых геополитических реалиях хотя бы во время последнего кавказского конфликта — по реакции на него ведущих мировых столиц. Чтобы адекватно отвечать на новые вызовы (и новые возможности!), связанные с новыми геополитическими реалиями, украинской элите нужно как можно быстрее сдать на лом устаревшие стратегии прошлого века, которое они по инерции тянут в настоящее. Попытаюсь проиллюстрировать этот тезис на двух концепциях, определяющих ныне внешнеполитическое позиционирование Украины: интеграцию в ЕС и НАТО.

Сегодня для нас как никогда актуален вопрос: нужно ли Украине такое НАТО? Социология ярко свидетельствует, что вопрос НАТО не просто разобщает — раскалывает страну. К тому же политические лидеры Украины должны признать, что членство в организации не является залогом украинской безопасности. В свое время советские войска удерживали от марш-броска на Запад не столько международные договоры, сколько наличие военных баз и ядерных боеголовок США на территории Западной Европы. Чтобы надежно обезопасить Украину от посягательств соседей, которые убеждены в искуственности украинской государственности и сомневаются в обоснованности современных границ Украины, тоже мало войти в НАТО— нужно разместить в Украине военные базы альянса. То, что на таких базах будет зарабатывать бешеные политические дивиденды весь спектр пророссийских партий и движений в Украине, а сами базы будут требовать постоянной усиленной охраны от фанатичных адептов «славянского единства», не вызывает никаких сомнений. Стоит ли такое гарантирование безопасности внешней посредством чрезмерных рисков для безопасности внутренней — вопрос открытый. Вместе с тем не вызывает никаких сомнений, что обещания вступления в НАТО без перспективы размещения военных баз альянса на украинской территории — обман и лицемерие.

Западная Европа (и особенно Германия), после Второй мировой не попавшая под сталинский протекторат, сохранившая свою свободу, экономически и политически поднявшаяся на ноги и хотя бы частично восстановившая свои главенствующие позиции в мире благодаря военному зонтик США, на котором после 1949 года выведено «NATO», сегодня откровенно блокирует раскрывание этого зонтика над Украиной. Нужно четко понимать, что, в отличие от реальных и многочисленных проблем с дорастанием Украины до стандартов ЕС, для вступления в Североатлантический альянс нам не хватает только консенсуса по этому вопросу среди членов организации и поддержки этого шага внутри страны. Тем, кто верит в басни об отсутствии демократии, верховенства права, стабильности или чего-то там еще в Украине, советую проштудировать историю Турции (постоянного члена НАТО с 1952 года). Не далее как 11 лет назад ее премьер-министру Неджмеддину Эрбакану пришлось по требованию военных подать в отставку. И, видимо, он был счастлив, что отделался штрафом, домашним арестом и запретом на политическую деятельность, ведь в 61-м одного из его предшественников на должности, Мендереса Аднана, после очередного переворота военные просто казнили. Тому, кто не любит сухие исторические факты, в качестве альтернативы могу посоветовать читать произведения Орхана Памука и посетить страну Ататюрка вне накатанных туристических маршрутов.

В случае восстановления статуса ядерного государства мы сможем разговаривать с НАТО уже не как проситель убежища, а с позиции самостоятельной военной силы, в которой Североатлантический альянс заинтересован не меньше, чем наоборот. Фактически это стратегия де Голля во время его президентства 1958—1968 годов, когда Франция постепенно прекратила свое военное участие в НАТО, сделав ставку на собственные вооруженные силы. Причин у легендарного генерала прибегнуть к такому шагу было три:
1) нежелание США и Великобритании превращать руководящий дуэт блока в триумвират с участием Франции; 2) отказ НАТО взять ответственность за мятежный Алжир, тогдашнюю французскую колонию, особенно близкую де Голлю, поскольку именно там в 1943 году он организовывал французское правительство в изгнании и оттуда руководил французским движением Сопротивления; 3) нежелание быть стороной потенциального конфликта между НАТО и Варшавским блоком. Две последние причины mutatis mutandis чрезвычайно актуальны для современной Украины. Более того, восстановление собственной военной мощи и ядерного статуса страны могло бы стать национальным проектом, который бы сплотил нацию, а не раскалывал ее. Поэтому сомневающимся, потянет ли украинская экономика такой проект, лишь напомню, что, когда де Голль вернулся к власти в 1958 году, золотовалютные запасы республики равнялись нулю, правительство уже более десяти лет менялось в среднем дважды в год, а нация была расколота вопросом, должна Франция оставаться колониальной империей или должна избавиться от заморских владений.

По-моему, отказ предоставить Украине ПДЧ в декабре (который почти неотвратим) нужно максимально использовать для смены стратегии безопасности страны. После недавнего российско-грузинского конфликта только неисправимый романтик верит, что Будапештский меморандум гарантирует украинскую внешнюю безопасность. Двери НАТО — несмотря на риторику Брюсселя — на сегодняшний день остаются для нас закрытыми. Это значит, что мы вынуждены сами справляться со своими проблемами. Кто против? «Регионы», БЮТ, блок Литвина? Все за — тогда выносим на обсуждение проект радикального увеличения финансирования вооруженных сил и целесообразности восстановления тактического ядерного потенциала. Если Киеву удастся получить хотя бы молчаливое добро Вашингтона (а значит, и гарантированное блокирование любых возможных санкций) на восстановление ядерного статуса, у нас за два-три года появится козырь, который по весу можно сравнить разве что с газотранспортной системой Украины.

Размытая формулировка «создание все более тесного союза народов Европы», родившаяся как компромисс между унионистами и федералистами в спорах о цели европейской интеграции в далеких 50-х, похоже, исчерпала себя. Суд ЕС, во время институционного кризиса 60-х и застоя 70-х ставший главным двигателем создания «все более тесного Союза» и фактически обеспечивший (зачастую — вопреки букве учредительных договоров) конституционализацию правового порядка ЕС, теперь жестко ограничен в возможности «корректировать волю законодателя» конституционными судами государств-членов. Европейский парламент, с расширением полномочий которого связывали рост демократичности Союза, сам страдает от усугубляющейся нехватки демократической легитимности: в выборах евродепутатов, с момента введения прямых выборов в этот институт в 1979 году, участвует все меньше европейцев, из-за чего среднеевропейский показатель явки избирателей на участки в 1999 году сполз ниже отметки 50%, а на последних выборах в 2004 году вообще упал до 45,6%, причем среди новых государств-членов этот показатель еще заметно ниже.

Теперь перейдем к более сложному вопросу — интеграции европейской. Утверждение, что ЕС после последнего двухэтапного расширения переживает один из крупнейших кризисов в своей истории, стало банальным, но от этого не превратилось в ошибочное. Современное состояние Евросоюза вызывает ассоциации с серединой 60-х и кризисом «пустого кресла», когда амбиции Франции едва не разрушили юное сообщество. Правда, корни нынешнего европейского пике — не в чрезмерных амбициях какой-то отдельной страны (хотя нынешнее поведение Польши в ЕС и похоже на фарсовый римейк французского голлизма 60-х), а, скорее, в том, что логика дальнейшей интеграции в формате 27+ требует дальнейшей федерализации Союза — неприемлемой для части его членов. Фиаско, которое потерпела ратификация Евроконституции, и проблемы с ратификацией Лиссабонского договора — несмотря на объективную необходимость реформировать действующие учредительные договоры — коренятся именно в туманности, а из-за этого — порой в противоположном понимании и толковании конечной цели существования ЕС.

В общем, решения, для принятия которых Вашингтону, Москве или Пекину необходимы часы или дни, забирают у Брюсселя недели, если не месяцы. Реакция на последний глобальный финансовый кризис, от которого каждое европейское правительство спасает национальные финансовые институты своими силами, — яркий тому пример. Другая свежая иллюстрация неповоротливости ЕС: новость о том, что Ющенко распустил парламент, появилась в новостях ВВС мгновенно, а на Евроньюс — только на следующий день.

Следует также помнить, что своим становлением и расцветом Европейские сообщества обязаны биполярному миру холодной войны, когда две сверхдержавы истощали друг друга гонкой вооружений, в то время как Западная Европа восстанавливала и развивала собственную экономику под американским милитаристским зонтиком. Сейчас, когда на экономическую арену вышли новые супермощные государства, а именно Китай и Индия, а на подходе — Бразилия, Мексика и, в случае объединения, Корея, привычному к комфорту и высоким социальным стандартам Евросоюзу конкурировать на глобальной экономической арене все труднее. К тому же дает о себе знать печально известная медлительность принятия решений в ЕС. Можно только представить, как трудно достичь консенсуса Европарламенту, комиссии и лидерам 27 стран с такими разными традициями, интересами, экономикой, если у них нет даже единого рабочего языка общения: каждая редакция рабочей документации, поправки, замечания и предложения к ней «путешествуют» по коридорам евроинститутов на английском, французском и немецком, а окончательные версии документов — еще на 20 других официальных языках Союза. Говорят, представители новых государств-членов в институтах ЕС были удивлены и даже раздражены, когда нынешнее французское председательствование в Совете началось с нарушения негласного консенсуса относительно английского как первого среди равных языков Евросоюза и инициировала полугодичный реванш франкофонов.

Тогда лидеры «шестерки» отважились на расширение только после того, как завершили создание таможенного союза, реформировали и рационализировали институционную структуру сообществ, а также пришли к соглашению относительно финансирования общей сельскохозяйственной политики, которая была (и остается) для французов священной коровой ЕС, хотя и является одной из самых затратных (а теперь, под экономическим углом зрения, — самых абсурдных) статей бюджета сообщества. Сейчас перспективы быстрого решения нынешнего кризиса Евросоюза не просматриваются. Поэтому Киеву следует понять, что ЕС, очевидно, просто не может себе позволить принять Украину (как и Турцию) в свои ряды, пока не выяснит, хотя бы для себя, чем он является и к чему стремится. Сколько будет продолжаться такой период «рефлексий», как любят говорить в Брюсселе, сегодня не знает никто.

Я не буду спрашивать, нужен ли Украине такой ЕС. Очевидно, вступление в Евросоюз в достижимом будущем как было, так и остается наиболее оптимальным вариантом геостратегического позиционирования Украины. Но, как я говорил выше, ситуация в ЕС напоминает 60-е
годы прошлого века намного больше, чем 90-е. Тогда сообщество искало свой настоящий формат, границы и место в мире, помня, как французский парламент в 1954 году похоронил Договор об учреждении Европейского оборонительного сообщества (вспомните, кто несколько лет назад поставил жирный крест на желании еврооптимистов иметь Европейскую конституцию) и как в начале 60-х потерпела фиаско идея создания конфедерации безопасности европейских государств (известная как план Фуше). Тогда, в 60-х, де Голль сомневался, является ли Британия частью Европы, и дважды блокировал ее присоединение к сообществу из-за особого партнерства Лондона и Вашингтона (правда, чем-то напоминает постоянные оглядывания на Москву в европейском диалоге с Киевом?).

В конце концов, прорыв в «первый мир» возможен не только в рамках евроинтеграции. Конечно, чтобы осуществить такой проект без брюссельской помощи, надо затянуть пояса и максимально напрячься. Но то, что это возможно, демонстрирует, в частности, опыт Южной Кореи (страна в чем-то очень похожа на нашу — такая же непростая история на перекрестке двух крупных цивилизаций) и Казахстана (где проект успешной модернизации и радикального повышения субъектности государства на международной арене успешно продолжается, несмотря на самую большую в СНГ долю населения, причисляющую себя к русским, критическую нехватку инфраструктуры и непростое соседство с РФ и Китаем одновременно). С недавних пор также интересно наблюдать за развитием Азербайджана и Беларуси: в течение последних лет ВВП на душу населения в обеих странах на 15—20% опередил украинский. Также примечательно, что в Давосском рейтинге конкурентоспособности за последние два года и Казахстан, и Азербайджан занимают позиции выше, чем украинская (Беларуси в рейтинге нет).

Но это не означает, что Киев должен ждать сложа руки. Вместо того чтобы надоедать Евросоюзу бесконечными (и, как свидетельствует опыт, до сих пор малоэффективными) просьбами о «европейской перспективе», мы, воспользовавшись ст. 49 Договора о Европейском союзе, можем поставить вопрос ребром: двери ЕС все-таки открыты или все-таки закрыты для Украины? В этой ситуации брюссельское «нет» не намного хуже, чем «да», потому что наконец расставит точки над «і» и заставит Украину делать ставку на собственные силы. В Турции, отношения которой с Евросоюзом зашли намного дальше украинских, в то время как ее европейское будущее почти такое же туманное, как и наше, давно понимают, что насильно милне будешь, и активно обсуждают геополитическую альтернативу европейской интеграции, хотя вступление в ЕС и остается наиболее желательным вариантом развития событий. Для примера можно вспомнить, как еще в 2002-м генеральный секретарь Совета национальной безопасности генерал Тунчер Килинч публично заявил: он не верит, что ЕС когда-нибудь примет его страну в ряды Союза; обвинил Брюссель в том, что «до сих пор Турция не имела ни малейшей поддержки со стороны ЕС» (очевидно, в ее стремлении приобщиться к сообществу), и предложил искать новых союзников, в частности внимательнее присмотреться к Ирану и Российской Федерации. Напомню, что со времен Ататюрка военные в Турции традиционно были мотором европеизации, а в 2002-м Анкара уже не первый год имела не только таможенный союз с ЕС, но и статус страны-кандидата.

К сожалению, украинские выпускники оксфордов, гарвардов и сорбонн, выученные на родительские, собственные или иностранные деньги, остаются на Западе или идут в бизнес, поскольку не видят ни возможности, ни стимулов реализовываться на госслужбе, где все господствующие высоты давно и прочно заняли местные аксакалы. Самые патриотичные и самые романтичные владельцы западных дипломов извлекли хороший урок еще из призыва во власть времен вице-премьерства Рыбачука: начинать «службу государеву» с должности специалиста N-й категории и зарплаты, которая словно провоцирует «компенсационные» в виде взятки, желающих больше нет. В конце концов, чтобы жать, надо научиться сеять. Казахстан это понял давно. Ежегодно три тысячи (!) казахов выезжают на обучение в лучшие вузы планеты по президентской стипендии «Болашак». Причем сумма этой стипендии превышает даже всемирно известные Фулбрайт и Чивнинг. Для сравнения: все иностранные доноры, вместе взятые, выделяют Украине (с населением, втрое превышающем казахстанское) примерно 100 стипендий для полноценного обучения на магистерском уровне.

Правда, ставка на собственные силы стоит дороже и требует другого уровня ответственности от руководства государства. Приведу только один пример. Уже идет одиннадцатый год с того времени, как Украина официально провозгласила евроинтеграцию своей национальной стратегией, но она до сих пор считает, что западное образование для талантливых украинцев — это забота самих украинцев, а также иностранных стипендиальных программ наподобие Чивнинга или Фулбрайта. Вице-премьер по вопросам международной и европейской интеграции в апреле нынешнего года победно заявил, что Польша согласилась ежегодно финансировать обучение десяти украинских студентов в Европейском колледже в Варшаве. Но господин Немыря промолчал, что десятки украинских выпускников этого действительно престижного колледжа (как и других ведущих европейских университетов) фатально не находят себя в украинских правительственных структурах.

В конце концов, история знает прекрасный пример, когда один город на южной окраине Малайского полуострова был сначала оставлен на произвол судьбы умирающей Британской империей, а через несколько лет вышел из состава Малайзийской федерации. Вынужденный полагаться только на себя, Сингапур стал первым азиатским тигром, а уровень жизни в нем достиг одного из самых высоких в мире. Правда, «придумал» и возглавил этот рывок «из третьего мира в первый» выпускник и отличник Кембриджа, а со временем — неизменный в течение 30 лет премьер-министр Сингапура Ли Кван Ю. И именно по-британски трезвый и по-имперскому глобальный прагматизм господина Ю позволил ему — вместо того, чтобы плестить в хвосте фарватера тогдашних мировых лидеров, — решиться на собственную оригинальную игру, завершившуюся преобразованием сингапурской пешки в ферзя современной экономики.

Следует, конечно, признать, что условно неевропейская альтернатива Украины предусматривает определенное свертывание демократии, или же, если угодно, повышение эффективности власти. В украинском контексте это означает персонификацию власти в лице главы государства. О парламентской республике на определенное время надо будет забыть. Впрочем, это, очевидно, не вызовет у украинцев особого сожаления по институту, члены которого эффективно блокируют работу Верховной Рады и судов, эффектно штурмуют ЦИК и вместе с тем выполняют свои прямые обязанности с КПД, близким к нулю, из-за чего цена принятия законов (оставим за скобками качество законодательных актов) выросла для налогоплательщиков до заоблачных 80 миллионов гривен за штуку.




Заглавная страница / Политика