Заглавная страница / Социология

Лариса Кадырова: «Сейчас в Украине мы живем в ситуации магического реализма»

— Лариса Николаевна, для вас театр начинался с мечты, со случайности или...?

Театр — это загадка. Жан-Луи Барро, французский актер и режиссер, в своей книге написал так: «В театре никогда не выиграешь, но чем больше у тебя друзей, тем больше у тебя врагов». О сегодняшнем театре и об опасностях, связанных с ним, о вечных ценностях человека и о лицедействе, о Марии Заньковецкой и Габриэле Гарсиа Маркесе мы говорим с Ларисой Кадыровой, народной артисткой Украины, лауреатом Театральной премии имени М.Заньковецкой, актрисой Театра имени И. Франко, председателем художественного совета Киево-Могилянской академии, председателем «Шевченковского фонда — XXI век», президентом международной благотворительной организации «Международный институт театра» (Украинский центр). В нынешнем году актриса отмечает свой маленький юбилей.

Подвергнутая остракизму, я погрузилась в чтение. До четырнадцати лет перечитала всю французскую литературу. Как я ее читала! Когда уже со временем перечитывала Мопассана — это было совершенно другое. Конечно, тогда увлекало рыцарство, кавалеры, культ дамы... Все знания по этикету и этике, представление о нравственности и порядочности — все приходило из литературы.

— Я никогда не думала, что буду работать в театре. Мы жили у маминой родной сестры, и это были очень тяжелые времена... Я сама из рода Кононенков. В Приморье (Зе­леный Клин) есть село Черниговка, и мой дед Николай, как рассказывала мама, был первым голосом на селе, первым тенором. А моя мама, Клав­дия Николаевна, собирала вок­руг себя огромное количество людей. Боже, какие празднования Нового года она устраивала! Пред­ставьте, шла в театр и брала там разные костюмы, переодевалась... Но я не знала, что такое театр, ведь в то время не было телевидения, у нас в семье не было никого из артистов. Но мама рассказывала, что в трехлетнем возрасте я сказала: хочу быть артисткой! Должна сознаться, я всю жизнь немного сторонилась социума, дети меня никогда не принимали. Я сидела в уголке и боялась что-либо сказать, потому что думала, что и этого нельзя, и того тоже... А школу закончила с медалью.

В нашем новом помещении напротив была комната оперного театра. В ней жили солисты, режиссеры этого театра. Именно поэтому я знаю все оперы и до сих пор обожествляю момент перед началом спектакля, когда еще при свете настраиваются инструменты, образовывая странный звукоряд. Именно этот момент мне напоминает выход на сцену, когда ты — инструмент, задача которого гармонизировать публику. Все приходят в театр с разными вкусами, мыслями, разной энергетикой, и ты начинаешь их настраивать на диалог. На сопереживание. На гармонию мысли.

Вот этот момент дикой интровертности, отчуждения от общества и вместе с тем желание быть артисткой, выйти на люди, чтобы освободиться от страха, — все это сформировало мое мировосприятие, мировоззрение, меня как человека и как актрису. А еще Львов — с его удивительным переплетением архитектурных стилей, мостовой, витражами, решетками балконов и людьми, людьми...

— Как у Франка цикл «Профілі і маски» или у Чуковского «Лица и маски»?

Моя внучка сейчас, в три года, — артистка. Знаете, детям присуща игра. Некое хамелеонство. Приспособление к жизни. Мы все разные в различных ситуациях. Эти маски на нас постоянно, ведь они — в самой сущности. В человеке заложен полифонизм, не только дуализм. И то, что мы выносим на люди, — это уже результат нашего воспитания, культуры среды, в которой живем.

— Видите ли вы сегодня в театре кризис? Изменился ли театр?

— Да. И все приходит с годами. Я поняла, что, прежде чем идти к людям, надо выучить музыку, понимать цвета, пластику пространства, видеть себя в этом пространстве. Поэтому в моей жизни была музыкальная школа во Львове, потом — театральная студия в Театре им. М.Заньковецкой, где с первого курса, где-то в 1961—1962 гг., начала принимать участие в спектаклях, и, наконец, Киевский театральный институт им. Карпенко-Карого (театроведческий факультет). Училась и в Ленинградской академии искусств. На первом курсе увлеклась Египтом и античным искусством. Вы только представьте: еще задолго до нас была такая графика, такая пластика, что нечего и сравнивать с современными! Нам сейчас ничего не надо придумывать — надо знать, изучать то, с чего все начиналось. Это непревзойденное искусство человеческого духа, до сих пор не постигнутое нами.

У нас на «Босфор­ских агонах» (в нынешнем году состоялся десятый фестиваль) проходит конференция «Археология и драматургия». Казалось бы, стык невозможен, связать эти две сферы не удастся. Но в действительности им присуще уникальное духовное родство. Ведь археологи находили во время раскопок фрагменты изображений ритуальных действий, в которых был и сценарий, и драматургия.

— Знаете, театр — живой организм. Не могу сказать, что есть кризис. Конечно, когда вспоминаешь свои первые шаги в театре, может показаться, что тогда, в те годы, это был совершенно другой театр. Иллюзия. Читая письма Плиния-младшего или Сенеки, обнаруживаешь те же проблемы, которые волнуют и нас: родители, дети, любовь, зло, добро... Эти проблемы существуют от начала создания мира. Так же и театр был рядом с человеком от начала начал. Я убеждена, что театр будет всегда. Театральная природа соотносится с природой самого человека, она коррелирует с ее сущностью, театр тысячелетия идет рядом с человеком, а потому и не исчезнет никогда.

— Люди есть люди. Меняются условия жизни, и они влияют на психологическое состояние человека. Ритмы изменились. Жанр изменился. Но не изменился сам театр как категория жизни. Это синтез искусств. Это человек, который выходит на сцену и начинает продуцировать свои мысли. Чем интереснее человек, тем более глубокие, тонкие, мощные подсознательные вибрации он продуцирует. Это ерунда, что человек приходит в театр, чтобы услышать ответы на свои вопросы. Он приходит за энергией. Театр начинался на площади. Расстилался коврик — и это уже был таинственный квадрат, куда входил актер, чтобы начать абсолютно новую магическую жизнь в сотворчестве с высшими силами. Почему все преклоняются перед «Черным квадратом» Малевича? Да потому, что он тебя туда втягивает, и ты начинаешь содействовать неизвестно с чем и с кем.

— А изменился ли зритель?

— Сколько я живу в театре, ему предрекают смерть; говорили и говорят, что театр в кризисе. Но не надо забывать: театр — это живой организм. Он может переболеть. И может выздороветь. Есть замечательные спектакли. Посмотрите, появляются колоссальные актеры. Иное дело, что наше пространство пленили нескончаемые сериалы, а это понижает художественное качество, вынуждает зрителей, реципиентов искусства, принимать низкопробный продукт. Проблема в том, кто занимается формированием современного пространства культуры. Почему нет качественного кино? Потому что это искусство без финансовой составляющей не поставить на рельсы. А сериалы — мелкая пожива, которую, конечно, не сравнить с театром.

— Но ведь постоянно идут разговоры о «культурных бедствиях» как следствии «бескультурной» государственной политики.

Стратегия выживания сегодня равняется стратегии потребления. Деньги не могут освободить человека от страха, деньги не могут дать свободу.

Я сформулировала бы проблему иначе: почему мы все время защищаем себя на своей земле? Почему мы не разговариваем по-украински, а вынуждены оберегать государственный язык? Почему мы в театре абсурда — я только так могу назвать Верховную Раду — не слышим правды? Как может государственный муж выходить к людям и не разговаривать на государственном языке? А, понимаете, от них зависят культурные проекты. Я имею в виду все то, что называется культурным пространством.

В театре ты держишь на себе аудиторию. Мало того, что ты должна сыграть так, чтобы гармонизировать всех, кто пришел получить энергию... Видите, зрителям нужны эмоции и мысли. Когда актер начинает играть, он настолько оголяется на сцене, что исчезают все бытовые привычки, все искусственное, неестественное, то, что держит человека в тисках, весь этот мелочный нанос. Человек становится оголенным. А тогда рецепторы памяти, подсознания, если хотите, даже интуиции, выдают на-гора такое, о чем ты никогда и не думал. То есть не генетическая память, а нечто больше, что есть в мире, но чего мы не способны в жизни почувствовать. И этому невозможно научить. Я могу открыть новые уровни для восприятия, но дальше человек должен это все почувствовать собственными сердцем и умом. Тогда это по-настоящему. И тогда то, что он будет пересказывать людям, которые придут посмотреть, будет реальностью, но магической реальностью, как у Маркеса.

Вот пример из жизни театра, способного дать человеку свободу духа. Вы даже не представляете, сколько нужно душевного и духовного мужества, чтобы сделать первый шаг к людям из-за кулис. А я много проработала в театре, уже 45 лет. Мне до сих пор страшно выходить, постоянно должна преодолевать себя. Из этого соревнования выходит что-то невероятное, и именно это «нечто» я должна донести до зрителя.

— А что такое классика? Это дистиллированная годами, веками, тысячелетиями проблематика, которая уже находится в балансе добра и зла, любви и ненависти. Там не нужно заново изобретать велосипед. Я люблю современность. Почему? Она дает мне возможности для пауз. Я могу со своим пониманием жизни обращаться к человеку через паузы, соответствующие моему персональному опыту. Я могу говорить паузами пластическими или визуальными.

— Вам больше нравится классика или современность?

Сегодня общество охватило состояние неуверенности, размытости нравственных ценностей. Но я убеждена, что все пройдет. Жизнь знает, что такое гармония, лучше нас. Кого-то она сделает начальником, а кого-то — научным сотрудником, а еще кого-то — художником. Надо только научиться понимать себя в мире и мир в себе. Каждая новая роль начинается с тишины, с неизвестного, с магической тайны, которую ты можешь или открыть или не открыть.

Если уж играть классику, то такой, какой она является, без упрощений и переписывания. Я ужасно не люблю искажение классики. Сначала проникни в то, что устоялось в течение столетий, а уже потом, почувствовав эту глубину, выстраивай новое.

— Есть ли у вас любимые роли?

Я не люблю в театре быть зависимой от актеров-партнеров. Поэтому часто играю сама в моноспектаклях, чтобы научить себя независимости, чтобы без страха смотреть в глаза партнеру. Я научена на сцене проживать жизнь с начала и до конца. Моими педагогами были курбасовец Борис Тягно, интеллектуальный Александр Гай, влюбленный в Украину Алексей Рипко, тонкий к актерской душе Анатолий Ротенштейн, шутник и умник Владимир Аркушенко, углубленный в мир живописи Владимир Овсийчук... А еще какие партнеры — А.Гринько, Н.Доценко, Б.Романицкий, В.Яременко, Б.Кох, Б.Козак, Ф.Стригун...

— Каково ваше видение государст­венной политики по вопросам культуры сегодня? Способен ли, по вашему мнению, что-либо изменить нынешний министр культуры и туризма Василий Вовкун?

— Есть роли, прославившие меня больше всего. Каждая роль — это новое сумасшествие: ты не спишь, не ешь, что бы ни делала — везде видишь роль. Как писал Жан-Луи Барро в «Размышлениях о театре»: идешь по улице, и вдруг представляешь, что будет, когда твоя любимая умрет... Голова кружится, должен за что-нибудь ухватиться, чтобы не упасть. Вот так и со мной часто бывает.

С 23 по 28 сентября в Киеве будет проходить Международный фестиваль моноспектаклей «Ма­рия», в нынешнем году он посвящен 80-летию Габриэля Гарсиа Маркеса. Вы только вдумайтесь, что открыл нам этот человек! Магический реализм. Это и фантастика, и магия, и реальность. Сейчас в Украине мы живем в ситуации магического реализма. Никто, кроме Украины (по крайней мере на просторах Восточной Европы), не вспомнил о Маркесе. Я планирую провести не только фестиваль, но и международную конференцию, в которой примут участие латиноамериканисты из США, Колумбии, Чили, Перу, ученые Великобритании, России и, конечно, Украины (академик Н.Жу­линский, профессора О.Прон­кевич, И.Оржицкий, переводчик Г.Грабовская и другие). Фестиваль состоится уже традиционно на сцене Национального театра имени
И. Франко, первой драматической сцене Украины. Фестиваль носит имя «Мария» в честь украинской актрисы Марии Заньковецкой, перед памятью которой я чувствую ответственность и обязанность. Этот фестиваль поддержали Ми­нистерство культуры и туризма, Национальный совет по вопросам культуры при президенте, Национальный театр им. И.Франко, всеукраинское общество «Просвіта», благотворительный фонд «Наш дом — Украина».

— Не хочу кого-то судить. Я знаю Василия Вовкуна давно. Видела его спектакли и надеюсь, что человек, любящий Украину, хочет и сможет что-либо сделать. Я считаю, что те, кому суждено руководить, должны формировать вокруг себя умников и интеллектуалов, которые будут репродуцировать их мысли, энергию.

Не знаю, каким слухом я это слышу, но чувствую магический реализм и рядом украинское голосоведение. Если это удастся соединить и на фоне этого соединения прочертить сугубо пластический театр, — может появиться очень интересная страница в жизни украинской культуры.

Маркес — удивительный писатель. Когда я рассказала о своем проекте директору Института литературы Николаю Григорьевичу Жулинскому, он меня сразу и спросил: «Что, будете летать на простыне?» Я ему: «А откуда вы знаете?» Хотя действительно в конце спектакля «Приданое любви» по монопьесе Маркеса героиня отлетает. Вот он, магический реализм, — стиль, узнанный сразу. На конференции будет представлено несколько направлений маркесоведческих исследований. Хотелось бы позвать тех, кто понимает, что без Маркеса не было бы того литературного процесса, каким он является сейчас. Кроме литературных аспектов, будет идти речь и о театре, и об изобразительном искусстве, в общем — будем иметь дело с синкретическим явлением. Но таким является сам Маркес. К сожалению, мир мало знает о его моноспектакле «Любовный ответ мужчине, сидящему в кресле». Его можно будет увидеть во время фестиваля «Мария» в сентябре в Киеве.




Заглавная страница / Социология